— А два, вероятно, будет заключаться в репатриированных с Запада лицах? — предположил Щербицкий.
— Абсолютно в точку — в 50-х и 60-х годах оттуда приехало более ста тысяч репатриантов, почти все в западные области, Волынь, Львов, Тернополь. Эти тоже небедные люди были и устраивались очень неплохо. Идём далее…
Романов затушил сигарету и продолжил.
— По сведениям из наших компетентных органов, зарубежные центры украинских националистов — это Германия и Канада в основном — в конце 60-х и начале 70-х годов разработали новую тактику противостояния советской власти. Никаких терактов, никаких подпольных ячеек, как уж они там у них назывались…
— Провода, — уточнил Щербицкий.
— Точно, никаких проводов, всё легально. Максимальный упор был сделан на внедрение своих людей в органы власти, партийные, советские, хозяйственные, всякие. Опять-таки по справочке из Комитета госбезопасности, на данный момент количество бывших националистов в компартии Украины составляет порядка 20 процентов… не во всей, а в западных областях, конечно.
— Ну и что, Григорий Васильевич, — возразил Щербицкий, что они когда-то были врагами? С тех пор много воды утекло… они давно перековались в нормальных советских граждан. Я лично знаком минимум с десятком бывших бандеровцев, которые да, работают в райкомах и обкомах Львовщины и Тернопольщины — могу вас заверить, что никаких противоправных действий против советской власти у них даже и в мыслях нет.
— Хорошо, идём дальше, — предложил Романов. — Обязательный экзамен по украинскому языку на приёме во все ваши вузы — это что такое?
— Вовсе и не обязательный, — встал в защитную стойку Щербицкий, — совсем и не во все… а если в целом, то я считаю, что раз живешь на Украине, должен знать украинский язык.
— Ещё один факт, — не стал задерживаться Романов, — такие фамилии, как Чорновил, Хмара и Горынь, вам что-то говорят?
— Да, конечно, — не стал отпираться Щербицкий, — это диссиденты, но таких и в Москве предостаточно. Чорновил сидел в Мордовии много лет, недавно вернулся, что-то там пишет в своём селе. Хмара и братья Горыни, их двое, пока сидят, но скоро должны выйти. Никаких неприятностей от них не ожидается.
— Это пока, — ответил Романов, — не ожидается, а по мере демократизации нашей жизни очень даже сможет ожидаться. И ещё одно — что это за выходка с самостоятельной внешней торговлей УССР? Дальше что? Дальше некуда — только таможни на границе с Белоруссией и Россией.
— Был такой проект, — с неохотой подтвердил Щербицкий, — но его же завернули на начальном этапе.
— Ещё бы не завернули… — ответил Романов. — Опять же тема так называемого Голодомора — всплывает в самых разных местах совсем некстати. В 30-е годы было много перегибов, голод 32-33 один из них, но там ведь не только украинцы пострадали, а все народности. Зачем педалировать эту тему и расчёсывать старые болячки?
— Я, если честно, не в курсе, что оно всплывает, — признался Щербицкий, — проведём работу.
— И совсем последнее, Владимир Васильевич, — сказал Романов, — о новой редакции Конституции…
— Да, я слышал, что такая работа началась, — ответил Щербицкий, — а в чем, собственно вопрос к Украине в связи с этим?
— Есть такое мнение, — и Романов показал на потолок, — исключить в новой редакции слова «За каждой союзной республикой сохраняется право свободного выхода из СССР». Статья 72-я.
— И с чем же связано такое мнение? — хмуро спросил Щербицкий.
— Понимаешь, — перешёл на ты Романов, — Васильич, мировой опыт показывает, что такой формулировки вообще нигде нет, кроме как у нас — что это за страна, которая сохраняет возможность отделения своих частей? Нет таких ни в Европе, ни в Америке, ни даже в Африке.
— Но ведь введено это правило было ещё при Ленине, — попытался возразить Щербицкий.
— Тогда совсем другие условия были, — парировал Романов, — надо было собирать страну после развала в гражданскую. Придумали такую вот схему, чтобы не пугать национальные окраины… но она же полностью исчерпала себя ещё до войны. Вот ты прямо скажи — Украина способна выйти из состава Союза, опираясь на эту статью?
— Ты же сам знаешь, что нет, — ответил Щербицкий, — тем более, что этого КГБ не допустит ни за что и ни когда…
— А зачем же тогда эта фикция в Конституции?
И Щербицкий затруднился с ответом на этот вопрос…
Нефть
Примаков вылетел в Багдад после короткой, но информативной беседы с Романовым.
— Вот, сами смотрите, — выложил тогда перед ним Романов график, круто загибающийся вниз на правой части рисунка. — Это цена барреля нефти сорта Брент на Нью-Йоркской товарной бирже. В долларах, разумеется.
— Я в курсе, Григорий Алексеевич, — отвечал Примаков, — что цены на энергоносители в мире стали здорово снижаться.
— А причинами этого снижения не интересовались?
— Так глубоко в эту тему я не погружался, но наверно они ничем не отличаются от сотен других похожих ситуаций — предложение превысило спрос.
— Верно, превысило, — задумчиво сказал Романов, — а самая главная на то причина, это наращивание добычи в США и в Саудовской Аравии. А спрос снизился в связи с некоторым замедлением мировой экономики и переключением на альтернативные источники, биодизель, ветрогенераторы, солнечные батареи…
— Да-да, — вклинился в поток Примаков, — не далее, как вчера читал огромную статью в Экономисте про эти солнечные панели. Там серьёзные проблемы с коэффициентом полезного действия.
— Так вот, надеюсь, вы понимаете, что снижение цен на нефть абсолютно невыгодно нашей стране?
— Конечно, — подтвердил Примаков, — я даже могу сказать, сколько мы теряем на каждом долларе снижения, одно наше подразделение недавно делало такие подсчёты.
— И сколько же? — заинтересовался Романов.
— Около миллиарда… — ответил Примаков, — плюс-минус несколько процентов. Так что если цена упадёт на 20, допустим, долларов за баррель, то наши потери выразятся в сумме двадцати миллиардов за год.
— Не очень приятные цифры, Евгений Александрович, — сказал Романов, — а ведь к этому надо добавить потери при экспорте нефтепродуктов и газа, так что наверно её на два можно смело умножить.
— Ну не на два, — позволил себе поспорить Примаков, — но на полтора точно. Всё равно это будет не очень приятно для нашей экономики, согласен.
— Так вот, — продолжил Романов, — что-либо сделать со спросом вряд ли в наших силах — зелёная энергетика будет и дальше развиваться, а сменить падение мировой экономики на рост не под силу вообще никому. Равно как и с добычей в Штатах мы ничего поделать не сможем. А вот Саудовская Аравия и соседние с ней страны это более удобная для нас тема.
— Можно попробовать хотя бы немного сократить наш экспорт, — предложил Примаков. — Тогда мировое предложение упадёт.
— Как вы это себе представляете? — удивился Романов, — у нас все экспортные поставки идут по жёстким долгосрочным контрактам. Штрафные санкции же придётся платить…
— Некоторые контракты скоро заканчиваются — в переговорах по их продлению можно, например, проявить некоторую гибкость.
— Да, это интересная тема, — задумался Романов, — надо обдумать. Но я вас пригласил собственно по вопросам, связанным с арабским востоком — вы же, кажется, специалист именно по этому направлению?
— Не буду отказываться от очевидного, — скромно отвечал Примаков.
— Так что если коротко, вам, Евгений Александрович, даётся в руки карт-бланш на то, чтобы саудовцы и их соседи притормозили, скажем так, рост добычи нефти на своих скважинах.
— Будет ли мне оказано содействие по линии Министерства обороны? — поинтересовался Примаков.
— Безусловно — полное и безоговорочное. Поставка любых вооружений, кроме ядерных, конечно, поддержка ГРУ, любые специалисты в нужных областях.
— Можно ли будет задействовать наши контакты в дружественных разведках? — задал второй вопрос Примаков, — я имею в виду ГДР, Болгарию и Сирию в основном.